Виновники и жертвы войны

Страница 8

Преодолеть ограниченность «истории снизу» можно попытаться и на основе интегрирующего метода. Блестящий пример в этом плане являют работы Кристофера Браунинга и Омара Бартова. Первый подверг анализу институт резервной полиции, участвовавшей в массовых расстрелах евреев в Польше. Историки задаются вопросом, почему особо не подверженные фашистской идеологии люди и к тому же не вынуждаемые экстремальной обстановкой фронта, тем не менее принимали участие в подобных акциях, не стараясь уклониться от этого задания. Автор исследовал биографические и социальные характеристики полицейских, выявляя все возможные мотивы. Ведущим фактором, полагает К. Браунинг, было влияние группового конформизма. Важнее моральных норм для участников расстрела было соображение о необходимости держать себя так, как требовало сложившееся групповое мнение. В явном меньшинстве оказывались те, кто уклонялся от навязываемого стереотипа. Центральным аргументом К. Браунинга стал тезис о том, что «конформизм играл более значимую роль, чем внешнее принуждение». В противовес часто звучавшему из уст бывших полицейских мотиву насильственного принуждения к участию в карательных акциях становится очевидным, сколь заметное влияние имела потребность в групповом консенсусе, склонность к конформизму. «Самопринуждение» поистине являлось одной из несущих опор нацистской системы.

О. Бартов строит систему доказательств, исходя из феномена, использованного К. Браунингом в качестве поясняющего примера: малое военное подразделение как первичная социальная группа, способствующая личностной идентификации. Автор пытается ответить на вопрос, какими средствами поддерживалась боеспособность вермахта после того, как невозможность выиграть войну стала очевидна. Стратегия молниеносной войны потерпела крах самое позднее зимой 1941/42 г. Вследствие структурного экономического дисбаланса снабжение армии с этого момента непрерывно ухудшалось. Почему же вермахт продолжал оказывать сопротивление в условиях, при которых сдавались войска сателлитов рейха? О. Бартов подчеркивает, что идентификация социальных групп, представленных малыми армейскими подразделениями, постепенно уступала место идеологической концепции боевого товарищества. Параллельно тому в германской армии самыми жестокими мерами поддерживалась непререкаемая военная дисциплина. О. Бартов полагает, что зверства в отношении военного противника и мирного населения оккупированных областей в известной мере были побочным проявлением системы суровой дисциплины. При этом, хотя не все солдаты являлись убежденными национал-социалистами, армия усваивала нацистскую установку на геноцид. Воспринят был и нацистский лозунг о войне на Востоке как оборонительной, ставящий проблему агрессора с ног на голову. Тем самым отставлялся в сторону вопрос о захватчиках и на первый план выходила проблема жертв войны. В письме одного немецкого солдата из Сталинграда она формулировалась следующим образом: «Так что солдат на фронте не все приносит в жертву». В письмах с Волги преимущественно звучали надежды на скорую победу Германии и мир. Доминантой же всех посланий была надежда на то, что удастся выжить.

Остается неясным, возможно ли в принципе «понять» индивидуальный опыт, личное переживание участника войны? Вопрос этот ставит Примо Леви, бывший шик Освенцима, применительно к заключенным концлагерей. Речь идет чаще его, полагает Леви, скорее, об «упрощении», нежели о «понимании». Чтобы постичь общую структуру мира, многообразие его следует свести к одной схеме. Мы склонны упрощать историю, разделяя ее по формуле «друг–враг», «добро–зло». Желание понять через упрощение вполне справедливо, но сама эта процедура не всегда оправдана. Попытку П. Леви провести на материале Освенцима разграничительную линию между жертвами и преступниками целесообразно, на наш взгляд, с необходимой предосторожностью перенести и на войну в целом.

Автор подчеркивает, что, хотя жертв нельзя равнять с их убийцами, невозможно тем не менее представить их в виде двух абстрактных противостоящих друг другу категорий. П. Леви описывает жестокость и агрессию в отношениях между самими узниками, отмечает привилегированное положение ряда заключенных, занимавших начальственные должности в лагере и становившихся частью системы – для того, чтобы выжить. Сочувствие и жестокость, стремление помочь и причинить боль – оба свойства могли соединяться в одном человеке. Историк подчеркивает, что такая «раздвоенность» человеческой натуры неистребима. Но следует все же учитывать: «То обстоятельство, что кто-то перенес страдание, не исключает его собственной вины».

Создание ОКБ
Первый год учебы в академии был довольно сложным. Много времени уходило на выполнение лабораторных работ и чертежей, на сдачу зачетов и экзаменов по физико-математическим и общеинженерным дисциплинам. Однако к третьему курсу Яковлев уже определился как будущий авиационный конструктор: на базе добровольно-спортивной авиационной организац ...

Русь перед татаро-монгольским нашествием. Княжества Руси к началу XIII в.
К началу XIII в. земли Руси простирались от Карпат на юго-западе и доходили до Урала на северо-востоке, от Белого моря и Ледовитого океана на севере до причерноморских степей на юге и мордовских, чувашских, марийских земель на юго-востоке. К началу XIII в. Русь более столетия жила в условиях раздробленности. Сложилось до полутора десят ...

Парадигмы этнического развития США
Как всем явлениям в природе и обществе, этническим процессам присуще сочетание общего и особенного. Важнейшим проявлением этой закономерности выступают две взаимосвязанные тенденции, одна из которых имеет интегрирующий, другая - дифференцирующий характер. Действие этих тенденций является универсальным явлением для всей этнической истори ...